Как из "Рек Вавилонских" всплыл "Поп"

В мае 2008 года мы рассказывали о съёмках фильма известного российского режиссёра Владимира Хотиненко с рабочим названием "На реках Вавилонских" . Постановщик хотел назвать свою картину "На реках Вавилонских", по первой строке культового хита Boney M. "Rivers of Babylon". Эта композиция, по замыслу авторов, должна звучать в финале и служить знаковым, символическим завершением драматичной истории Псковской православной миссии. Вот что писало тогда информагентство ИНТЕРФАКС:

"Псковская православная миссия - одна из наименее изученных и осмысленных страниц истории Великой Отечественной войны. С августа 1941 по февраль 1944 года священники-миссионеры из Прибалтики возрождали церковную жизнь на оккупированных немцами территориях северо-запада России. Успех миссии превзошел все ожидания, но судьба почти всех её участников закончилась трагически. Личный подвиг священников, мужественно исполнявших свой долг в условиях сперва немецкого, а потом советского гнёта, должен быть показан современникам - так решил Владимир Хотиненко, в феврале (2008) приступивший к съёмкам фильма о Псковской миссии."

Как стало известно, в фильме должна звучать песня Boney M. "Rivers Of Babylon". Комментарии режиссёра для ИНТЕРФАКСа по этому поводу:

-Очень хочется мне в качестве музыкальной темы включить в картину хор рабов из оперы Верди "Набукко" - я его очень люблю, это просто потрясающий, лучший из всех существующих хоров. В своё время этот хор из "Набукко" был символом освобождения Италии от гнёта оккупации, вся страна пела эту тему - как надежду, как свободу.
Сейчас мне хотелось бы, если всё сложится, назвать картину "На реках Вавилона". "Псковская миссия" - это рабочее название.

Корр: "Вавилона" или "Вавилонских"?

- Мы сейчас дискутируем. Красиво - "на реках Вавилона". Если буквально соответствовать тексту 136 псалма, то "Вавилонских". Кроме того, "На реках Вавилона" - тут слишком выделяется географический момент, а "Вавилонских" - это аллегория. Это такой сложный процесс - с названием, ведь название - это смысл. Плюс там получается хорошая игра со временем. Этот 136-й псалом много кого привлекал. И пока мы обдумываем идею того, чтобы в финале фильма прозвучала бы, но не как финальная тема, а просто появилась бы тема группы "Boney M - "On the rivers of Babylon". Это же был просто хит семидесятых, и он должен прозвучать как какая-то транскрипция. То есть с пафосом вердиевской темы мы проживем картину, а эта возникнет как изменение времени, трансформация. И это будет живая связь времён.

В эти дни долгожданная картина, наконец, выходит на российские киноэкраны. Однако вопреки воле режиссёра прокатчики настояли на своей версии названия - "Поп". Вот так, запросто, был перечёркнут авторский замысел. Однако изменение названия было лишь завершающей точкой в череде согласований и уступок со стороны постановщика. Известный писатель и публицист Дмитрий Быков заподозрил, что Владимир Хотиненко элементарно впал в конъюктурщину, пытаясь угодить своим финансово-идеологическим покровителям (имеются ввиду провластные структуры в Союзе кинематографистов РФ и РПЦ). Приводим полный текст рецензии:

Благонамеренный

«Поп» Владимира Хотиненко выходит на широкий экран из храма Христа Спасителя

www.kinopoisk.ru

Сергей Маковецкий в роли о. Александра

«Поп» заслуживает благодарности за одно то, что наглядно демонстрирует один из фундаментальных, но подзабытых законов искусства. Точно расставленные акценты, продуманность, взвешенность, даже и ум, не гарантируют художественного результата. Недостаток радикализма оборачивается в искусстве таким же пороком на грани кощунства, как избыток его в идеологии. Отсутствие личного отношения к теме не компенсируется одобрением специалистов и даже благословением иерархов. Грех в искусстве один — недостаток таланта или, в случае «Попа», сознательное его ограничение на грани самоистребления. Документальная правда не тождественна художественной — поскольку у жизни скорее художественная, нежели математическая логика.

Это мог быть великий неправильный фильм. Неправильный во всех отношениях, кроме эстетического. Но бояться этого не стоило: вспомним Андрея Синявского, вечно повторявшего, что эстетика выше, первичнее морали. Эстетика так или иначе выведет к этическому, а вот наоборот не получается почти никогда. Может, если бы «Поп» делался не под патронатом (говорят, что и наблюдением) Московской патриархии, он был бы ближе к Богу — как, скажем, вопиюще неканоничный «Андрей Рублев». Ибо художник устремляется к Богу не тогда, когда старается ему понравиться, а тогда, когда свободно творит, подражая ему.

Впрочем, допускаю — хоть и неохотно, — что Владимир Хотиненко снял фильм на пределе своих возможностей. И тогда спасибо «Попу» за подтверждение еще одной истины: когда художник слишком долго заставляет себя сознательно снижать планку — ради массовости, кассовости, попадания в тон времени, — он теряет способность взять свою обычную высоту. Представить невозможно, что «Попа» снял постановщик «Роя», «Зеркала для героя», «Макарова» и «Мусульманина». Но для постановщика «1612», «72 метров» или «Гибели империи» «Поп» — серьезный прорыв, хотя бы в масштабности поднимаемых вопросов. И если бы задачей фильма было именно поднять вопросы, а не предложить устраивающие всех ответы, — это могло быть совсем другое кино. Но тогда его вряд ли показали бы на Пасху в храме Христа Спасителя.

Мастерства в ремесленном смысле («ремесло» — святое, ничуть не уничижительное слово) Хотиненко как раз не утратил: архитектор по первому образованию, он умеет «собрать» картину. Именно выверенная конструкция спасает от провала: гладко пригнанные блоки позволяют скрыть пустоватость внутри. Замечательно проведенный лейтмотив «На реках Вавилонских» — хор пленных иудеев из «Набукко» в прологе, Rivers of Babylon от Boney M в эпилоге, — явно рассчитан на понимающего зрителя. Мне, в отличие от многих коллег, показалось вполне уместным красноречивое начало — мир, увиденный фасеточным зрением мухи и утрачивающий цельность; авторы явно призывают отказаться от узких и клановых позиций, с которых ничего толком не видать. Иное дело, что заданная в начале лубочная интонация — с прямыми аллегориями, сильными, но лобовыми ходами — не соответствует сложности материала, а на полноценный гротеск, в котором он прежде чувствовал себя как рыба в воде, Хотиненко не решается. И нерешительность эта оборачивается большим кощунством, чем любая смелость: есть темы, которые только компрометируются половинчатыми высказываниями. Скажем больше: есть темы, на которые можно снять только великое кино — либо никакое, и тогда не спасут никакие частные достоинства. И тут художнику впору проявить одну из христианских добродетелей — смирение, то есть осознать масштаб своих возможностей. Лев Толстой говорил про андреевский «Рассказ о семи повешенных» — вещь, между прочим, неслабую: «Родители приходят к сыну накануне казни! Это тема, за которую я побоялся бы браться!»

История Псковской миссии — тема, с которой уж не знаю, кто бы и справился в современном искусстве, не только в российском, а в мировом. Приходят немцы и создают на оккупированных территориях эту миссию — временную, конечно (чего и не скрывают), под видом возрождения православия, а на деле для маскировки истинных своих намерений. Священству предлагается вечный соблазн русской интеллигенции — сделать благое дело с разрешения и при попущении откровенно дьявольских сил. Тут бы и высказаться об этом соблазне, далеко не только церковном: есть шанс издать несколько полезных для народа книг — в отвратительное время и под надзором отвратительных людей; высказать важные мысли — в заведомо отвратительном журнале; буквально, физически спасти несколько человек — ценой сотрудничества с бесспорным злом. Об этом «Список Шиндлера», например, не самый сильный, но хотя бы последовательный фильм Спилберга, и у Спилберга-то как раз позиция есть. Пусть уязвимая, многажды скомпрометированная в советские времена: если есть возможность спасти стариков, женщин и детей — ради этого можно сотрудничать с чертом, дьяволом, Гитлером, и подите к черту с вашей бескомпромиссностью, за которую платят чужой кровью.

Мог и Хотиненко снять свой «Список Шиндлера», если бы захотел того. Правда, в одном он со Спилбергом совпал: Красная армия получилась у них одинаково неприятной. Спилберг откровенно издевался над всадником, который прискакал сказать спасенным «евреям Шиндлера», что они свободны, а у Хотиненко русский особист выглядит много отвратительнее немцев.

И в этом мне видится как раз существенное отступление от исторической правды, даже если реального Александра Ионина бил реальный особист, а немцы пальцем не трогали. Штука в том, что наши в этой войне были правее немцев. С богословской, исторической, нравственной, эстетической и человеческой точки зрения. Если этот факт игнорировать или ставить под сомнение, можно существенно упростить нравственную трагедию Ионина — что у Хотиненко, кажется, и получилось.

Однозначного ответа на вопрос, прав ли был о. Александр, соглашаясь служить «под немцами», нет и быть не может. Подкармливал военнопленных. Пытался спасти осужденных на казнь. Утешал отчаявшихся. Устыжал предателей. Помогал партизанам. Отказался отпевать полицаев. Стоят ли послабления, которых он добился, и благодеяния, которые совершил, соглашательства с бесчеловечнейшим из режимов в человеческой истории? Для кого-то, безусловно, да, для других — ни в коем случае, нет, твердая авторская позиция была бы благотворна в эстетическом смысле, но возможна ведь и третья: Господи, что ж это за проклятое столетие и проклятый мир, где элементарной человечности нет места, где человеком быть нельзя — только сверх-?!

Хотиненко и Маковецкий своего попа оправдывают — у них сильный аргумент: детей спасает. Но тогда у них получается, что не права безбожная советская власть, которая этих детей вторично осиротила, арестовав о. Александра. А между тем советская власть для спасения этих детей — и миллионов других, кстати, — сделала поболее, чем о. Александр. Она эту войну выиграла. Правда, священством она распорядилась не менее цинично, в 1943-м позволив избрать (а по сути — назначив) патриарха. Но для такого вывода у Хотиненко уже не хватает храбрости. А может, ему мешает совесть. Он ведь не может не понимать, что Отечественная не была столкновением двух зол. Одно зло было почернее и вдобавок влезло на чужую землю. Разумеется, от героической и демонстративной гибели о. Александра в первый же день оккупации, реши он плюнуть в харю захватчика, — никому не было бы лучше, а пленным и детям-беженцам — даже и гораздо хуже. Одного только не может быть у этого героя — сознания правоты.

Тут надо играть такую трагедию, которая никаким мастерством не изображается; повезло Лунгину, которому достался слабый сценарий «Острова», — у него был Мамонов со следами страшного духовного опыта на лице, с такими падениями и борениями в прошлом, что его монаху веришь.

Маковецкий — очень большой актер, но тут мало его энигматичности, в которую можно вчитать что угодно; мало тут и доброты, и благости — надо играть близкое знакомство с адом, в который и ввергнута душа русского священника меж молотом и наковальней. Этого знакомства с адом у Маковецкого нет. Вопрос в том, насколько для Хотиненко — человека жизнерадостного, доброго и энергичного — органичен такой материал вообще. Сюда бы Балабанова. Это тот самый случай, когда человек приходит в Московскую патриархию за благословением — и не оскорбительно было бы спросить его: а потянете ли? Ваше ли? Не душеполезнее ли будет сделать нечто в вашем духе и сообразно вашему темпераменту? Ведь тут надо делать не лубок и не притчу, а трагедию (можно и средствами лубка, получилось же у Мотыля в «Шишлове», но кто его видел?). Какой ценой был куплен опыт Янковского в «Царе» Лунгина — мы теперь знаем: знал ли он сам — не важно, но жил и работал на грани, и это придало картине особый заряд.

У Хотиненко все, включая русского немца в исполнении Лобоцкого, сыграли на обычном хорошем человеческом уровне — там, где материал требует сверхчеловеческого. В особенности это касается Лизы Арзамасовой, хорошей девочки из «Папиных дочек», — но вот как хочешь, а Хаву, которая сначала отказалась от веры отцов ради христианства, а потом потеряла всю семью и живет теперь с прекрасными, но чужими людьми, должен был играть кто-то другой. Тут мало общей трогательной унылости, нужен пограничный опыт или хотя бы режиссерская способность его имитировать, — но для проката, вероятно, требовалась актриса раскрученная, сериальная. Много писали о жестокой работе Климова с Алексеем Кравченко (которого знать никто не знал) в фильме «Иди и смотри», — но Климов снял великую картину, пусть многое в ней и было за гранью искусства; и Кравченко, как видим, не пропал, хотя после этого 14 лет не снимался.

У Хотиненко не получилось даже ни одного страшного немца — так, хорошие ребята, веселые. Страдают от холода. Убивают между делом. Даже особист не страшный — просто плохой. И какое это религиозное кино? Какая вообще религия без пограничья, на одной благонамеренности? При всей аккуратности, достоверности, строго дозированной условности, соответствии фактам, актуальности проблем и всеобщем — от операторского до композиторского — бесспорном профессионализме это кино как раз менее всего религиозное, потому что нет никакой веры без ада и рая. Берешься за такую тему — «будь или ангел, или демон». Переводя на местные реалии — «будь или Климов, или Герман». Впрочем, есть и третий вариант — будь сверхвысокий профессионал, вроде Спилберга; но в наше время и в нашем месте таких, похоже, не осталось.

«Спрашивается вопрос»: что же делать в такое время и в таком месте крепкому профессионалу с замечательными потенциями, но не в лучшей форме? Вообще, что ли, не браться за великие вопросы и пограничные ситуации?

Именно так. В этом и будет заключаться одна из высших христианских добродетелей. Делай, что можешь, а чего не можешь, за то не берись. Нам вообще не мешало бы вспомнить, что великое искусство не всегда делается правильными, здоровыми, благонадежными людьми. Продюсерам, прокатчикам — да, пожалуй, и Православной энциклопедии проще иметь дело с крепкими профессионалами, но в религиозном кино все, что не шедевр, — неудача: тут спрашивается и оплачивается по максимуму. Впрочем, руководитель Православной энциклопедии Сергей Кравец это понимает: старшеклассником в Школе юного журналиста я слушал его лекции по русской литературе и разговор с ним на зачете помню почти дословно. Вряд ли у него изменились критерии.

А уж чего совсем бы, по-моему, не следовало делать, — пусть меня простит бесконечно уважаемый мною режиссер, — так это получать благословение Патриархии на создание фильмов. Это как в спорте: гарантий нет. Может получиться гениально, а может и… — и тогда возникнут вопросы не только эстетические, как и после молебна перед Ванкувером.

Не может быть, чтобы Владимир Хотиненко всего этого не понимал. Что-что, а самооценка у него никогда не хромала. Впрочем, теперь он замахнулся на сериальное жизнеописание Федора нашего Достоевского.

Вау.

Дмитрий Быков



фото: постер фильма "Поп" (2010)
видео: Boney M. "Rivers of Babylon" (1979)